Клятва графа Калиостро - Страница 4

«Жэкашная» очередь завистливо смотрела нам вслед.

- А моего фиг куда вытащишь! – пожаловалась соседке помидорно-румяная блондинка моих лет. – Некогда ему, некогда. Я, грит, после родов наверстаю.

- Ага, жди, - фыркнула стриженая под мальчика брюнетка, - это они сначала резвые, а стоит дитю обкакаться, то всё, поминай, как звали.

Только худенькая, хрупкого сложения девушка, чей обтянутый лиловой блузкой живот смотрелся особенно нелепо, заметила вслух:

- Что-то они не слишком-то рады.

Ватные ноги подгибались, в ушах будто маршировали миниатюрные полки. Я то и дело сглатывала, отгоняя панику, и не решалась взглянуть на Воропаева. А когда решилась и подняла глаза, едва не поперхнулась воздухом: Воропаев улыбался. Кусал губы, пытаясь эту улыбку сдержать, но та всё равно лезла.

- Принимал меры, говоришь? – я нервно хихикнула. – Ну-ну.

- Я не знаю, как это произошло, - прошептал Артемий, сжимая меня в объятиях. – Ну не должно было! Но, Вер, это… здорово. Ты себе представить не можешь, как я счастлив.

Я непонимающе уставилась на него. Серные пробки в ушах не мой диагноз, но надо будет при случае заглянуть к ЛОРу.

- Ты серьезно?

- Более чем, - он быстро поцеловал меня в макушку и открыл тяжелую дверь, пропуская вперед. – Понимаю, это звучит странно, а уж после всего, что я на тебя вывалил... Это точно? Ты точно не больна? Что сказала Фёдоровна?

- Да погоди ты! – я ухватила его за руку в попытке остановить. – Что мы будем делать?

- Для начала поедем домой и запремся в спальне. Десять дней – время долгое.

Я таки поперхнулась. Визит к ЛОРу перешел из списка «когда-нибудь» в список «как можно скорее».

- А как же... работа? – не придумала ничего умнее.

- Какая, к чертям, работа?! – возмутился муж. – Ты на госпитализацию направлена? Направлена. Вот и до свидания.

Я смирилась и позволила усадить себя в машину. Раз Воропаев спокоен и счастлив, причин для паники нет. Надеюсь, он знает, что делать. Он что-нибудь придумает.

Дома нас уже ждали.

- Ну что?! – с порога заорал Никанорыч. С недавних пор он обитал у нас. – Горилку открывать, али ложная тревога?

- Тебе бы только напиться, - упрекнул домового Артемий. – Ладно уж, открывай.

- Ур-ря-а! – Никанорыч белкой взлетел на шкаф, в свою персональную кладовую.

Муж бережно подхватил меня на руки и, шуганув некстати сунувшегося Арчибальда, закружил по комнате. Я ойкнула и уцепилась за его шею, но потом рассмеялась, не в силах сдержать эмоций.

Пьяные безо всякой горилки, мы долетели до спальни и рухнули на кровать. Кстати, до семи лет я искренне верила, что горилка – это такая маленькая симпатичная горилла.

- Никанорыч, мать-перемать, закрой свою бурду! На весь дом несет! – донесся из кухни, где она наводила порядок до нашего прихода, писклявый голосок Люськи.

- Не нравится – не нюхай, - мрачно ответствовал домовой, звеня бутылками. – За такое дело грех не выпить!

- Пьянчуга ты, пьянчуга и есть. Закрой, кому говорят, дышать нечем!

- Дышать ей, видите ли, нечем, - передразнил Никанорыч. – Ути-пути! Сюси-пуси! Тебе оно вообще не надобно, дышать это.

- Алкаш!

- Чистоплюйка!

С домовушкой Люсьеной, единогласно сокращенной до Люськи, познакомились вскоре после переезда. В первые выходные на новом месте я отправила Воропаева за продуктами, а сама затеяла генеральную уборку, дабы испытать недавнее приобретение – пылесос. Никанорыч помогал, чем мог: лазил с тряпкой там, где я не доставала, забирался во все щели и вытирал пыль на шкафу. Чтобы было нескучно, включили музыку на моем телефоне.

- Once upon a time I dreamed we'd be together in love forever. Once upon a night I was wishing for a never, a never ending… - напевала я, перекрикивая пылесос.

Никанорыч глуховато подтягивал. Английского он не знал, поэтому пел то, что слышалось.

В какой-то момент мне почудился третий голос. Выключила пылесос и музыку, прислушалась. Тишина.

- Странно…

- Что такое, хозяйка? – домовой шлепнулся со шкафа, аккурат ко мне на плечо.

- Ничего. Послышалось, наверное.

Однако не успела я возобновить уборку, как пение повторилось. Нет, оно определенно где-то здесь! Продолжая напевать, опустила на пол пылесосную щетку и прошлась по комнате. У батареи голосок звучал значительно громче. Так и есть, торчит оттуда чья-то лапка в шерстяном носке.

- Попался!

Отчаянный визг, и обладатель писклявого голоска вывернулся, оставив на память полосатый носок. Совсем крохотный, меньше кукольного.

- Никанорыч, выключай пылесос! – крикнула я. – Выходи, мы тебя не обидим!

Вой машины стих, лишь Эмили Осмент продолжала петь.

- Правда, что ли? – уточнили из-за батареи. – Не обманете?

- Честное пионерское.

Сначала показались короткие пухлые ножки, потом пыльное зеленое платьице в белый горох и, наконец, светловолосая голова с торчащими в разные стороны, как у Пеппи Длинныйчулок, косичками.

- Едреня Феня, домовиха! – удивился Никанорыч, сидя на пылесосе.

- Сам ты Феня, - тут же надулась «домовиха». – Люсьена я. Чо вылупился?! Ща ка-ак дам с ноги – сразу глазки в кучку, небо в алмазах! Я предупредила!

Мы с Никанорычем переглянулись. И что прикажет делать с этим чудом в перь… в паутине?

Песня Эмили была последней в списке аудиозаписей, поэтому, добравшись до финальной ноты, телефон умолк.

- Включи еще! – умоляюще сложила ручки Люсьена, мигом становясь паинькой. – Ну, пожалуйста! Включи!

- Сначала извинись перед Никанорычем. Он тебе ничего не сделал, а ты – сразу обзываться.