- У нас нет такой роскоши, как время. Если бы ты сделал всё сам, дала бы три дня, а так – извини. Не заслужил.
Семен шумно вздохнул. Ради этих трех дней он бы продал вторую почку, но выше головы не прыгнешь. Два часа «в личное пользование» - и то хлеб.
Ведьма размяла пальцы, проверяя чувствительность. Она хорошо представляла, с чем предстоит столкнуться. Жаль ломать такую красоту, да не впервой.
Мирно спящий Воропаев резко повернулся на другой бок, нервно дернулся всем телом. Снова крутанулся, запутавшись в покрывале. Галина завороженно наблюдала, как он беспокойно вертится, запутываясь еще больше, как его постепенно накрывает паника. Глазные яблоки метались под плотно сомкнутыми веками, грудь вздымалась от рваных вдохов и выдохов. Ирина действовала профессионально, запирая его в кошмаре, не позволяя ни закричать и тем самым проснуться, ни вскочить, ни упасть с кровати.
Уютов по молчаливому кивку ведьмы, наоборот, усыплял Веру. Пускай спит, так распереживалась, бедная девочка. Сон – лучшее лекарство.
Артемий заскулил, потом завыл в голос. Блестящее от пота тело неестественно выгнулось.
- Не надо, пожалуйста... не на-а-адо! Не на-а-адо!
Он звал Веру, звал мать, снова Веру, умоляя не трогать. Галина зажала руками уши, зажмурилась, но всё равно видела и слышала. Почему так долго?! Ирина же клялась, что это займет не больше минуты!
- Перестаньте! – неожиданно для себя взвизгнула она. – Вы же его убьете!
Уютов хрюкнул и потерял контакт. Вера резко выдохнула, распахнула глаза и метнулась к мужу. Старая ведьма медленно повернулась к Галине.
- Ничего не вышло. Я собиралась остановиться и продолжить позже, - сиплым от напряжения голосом поделилась она. Было заметно, что Ирина в ярости и... в смятении, но отнюдь не выкрик тому виной. – Но ты. Опять. Влезла. Не в свое. Дело. Поэтому я продолжу сейчас, но уже не так медленно и нежно. Я ошибалась, это не обычная защита. Мне ее не взломать... никому не взломать, поэтому... я, право, надеялась избежать этого, но... придется снести ему сознание.
- Вы это серьезно?! – не поверил Уютов.
Ирина не ответила. Она сжала пальцы в кулак, смежила веки и...
- Только попробуй это сделать, и, я клянусь, это будет последним деянием твоей никчемной жизни! – процедил незнакомый, непонятно кому принадлежащий голос.
Старуха распахнула глаза и оцепенела. У тяжелой двери, скрестив на груди руки, стоял человек, которого она меньше всего ожидала увидеть живым.
Миниатюрная молодая женщина с копной светло-каштановых волос, усмиренных шпильками, поджатыми губами и внимательными карими глазами. С их последней встречи она не постарела ни на день, даже платье – темно-вишневый дорожный костюм безо всяких излишеств – было тем же самым. Вот только голос... голос был другим. Чужим, постаревшим, уставшим и удовлетворенным. Никогда прежде, на памяти Ирины, Людмила Лаврентьевна не «звучала» как довольный жизнью человек.
- Узнаешь меня, Ирина Порфирьевна? Вижу, что узнаешь, - сказала она беззлобно. – Не доводи до греха, отойди от зеркала. И ручонку свою загребущую из кармана достань.
- Как ты здесь оказалась? – только и смогла выдавить из себя ведьма.
- Это было нетрудно. Гораздо труднее было найти это место, - Людмила повела изящной белой рукой, смахивая с зеркала изображение, - но мне не привыкать к трудностям.
Три пары округлившихся от изумления глаз впились в зеркальную поверхность. Изображение не сменилось, как обычно, легкой дымкой – оно исчезло, оставив вместо себя стекло. Волшебное око Бестужевой, над созданием которого она трудилась не покладая рук и сил, стало обыкновенным зеркалом, пускай огромным, раритетным и дорогим.
Ирина опомнилась первой. Ей хватило ума не нападать, не пытаться пленить или обезвредить. Видела: не по зубам орешек, и один суеверный страх сменился другим.
- Кому ты продалась? Когда?!
- Никому и никогда, - она наблюдала за попытками соперницы найти истину с нескрываемым весельем. Поджатые губы смягчились. – Ты была слишком молода, глупа и самоуверенна, чтобы смотреть по сторонам, а я наивно верила в существование справедливости. Галина Николаевна, Семен Станиславович, - она отвернулась от побелевшей Ирины и присела в шутливом реверансе. – Людмила Андреевна Лаврентьева, рада знакомству. Такой изысканный букет подлости и глупости нечасто встретишь.
Галина во все глаза смотрела на эту девчонку с резким требовательным голосом. Да, девчонку, ей едва ли можно было дать двадцать пять.
А Людмила откровенно потешалась:
- Заговорщики! Мятежники! Вампирьи марионетки! Против кого воюете, срам один!
- Ну, знаете, дамочка... – начал Семен, но Ирина бесцеремонно заклеила ему рот.
- Идем, - бросила она. – Поговорим без посторонних.
- Нет-нет, мой ангел, - Лаврентьева хихикнула напоследок и вновь поджала губы. – Эти «посторонние» идут с нами, или остаемся здесь все вместе. Говоря откровенно, я бы не отказалась от чашки хорошего английского чая. Можно даже с цикутой, не возражаю.
Чай Людмиле предоставили, от свежеиспеченных кексов с цикутой она вежливо отказалась. Уютов вертелся, как уж на сковородке. Галина же не могла взять в толк, почему древняя ведьма, которую явно пугала эта неизвестно откуда взявшаяся девочка-вундеркинд (шутка ли, «разочаровать» зачарованное зеркало), любезно подливает ей чаю.
Почему она, черт подери, беспрекословно подчиняется?!
- Всё очень просто, Галина Николаевна, - откликнулась незваная гостья. – Не считая того, что я колдунья, мы с Иринушкой хорошо друг друга знаем, даже слишком, пожалуй. Она догадывается, что, раз уж я не убила ее на месте, у меня есть предложение. Удивлены? Еще бы, - ответила она себе. – И будете гадать долго. А когда тебе без малого триста лет, любое удивление длится не больше минуты, верно, Иринушка?