Типаж Зражевского я знала хорошо. «Доктор, спасибо, что вылечили меня от мании величия! Хотите, я вам за это Великобританию подарю?» называется. Был у меня один такой однокурсник. Умный, зараза, очень умный, но самовлюбленный, самоуверенный, самодостаточный в худшем смысле – одно сплошное «само».
- Валентин Валерьевич, поверьте, я не рвалась учить вас уму-разуму, но, раз уж так сложилось, потерпите меня еще денек, сделайте милость, - мой голос сочился ядом, но этот деятель на полном серьезе кивнул. Снисходительно так.
- Ладно, Вера Сергеевна. Я могу идти?
- Нет, вы можете задержаться...
Развить пришедшую мысль не успела: из-за поворота выплыла Мария Васильевна, идеально накрашенная, подтянутая и готовая к расправам.
- Привет мышкам-норушкам, лягушкам-лохушкам, - это мне. – Три наряда вне очереди, лично приду, проверю, - а вот это уже Зражевскому. – Думаешь, получил свою бумажку, и пошла коса траву косить? Тут тебе не студенческий городок, прибьешь кого-нибудь – отвечать нам. Как положено, по статье. Привык подушкам системы ставить, а люди, представь, немножко живые. Случайно не то вколол, не туда написал, не тому доложил, и прости-прощай, дядя Петя – здравствуй, изделие номер семь, гроб сосновый обыкновенный. Еще раз услышу, что в самодеятельность записался – свяжусь с твоей альмой, которая матер, и лети, голубь, на все четыре стороны. В личном деле нагажу – внуков твоих на километр к резиновым *опам не подпустят. И плевать мне, что ты отличник рекомендованный. Нет ничего хуже знаний в дырявых руках. Это махровые двоечники косят быстро и без мучений, а безответственные недисциплинированные отличники – долго и с фантазией. Всё, кыш отсюда. Дармоеды, - фыркнула она вслед обиженному дарованию. – Полянской выговор, Воропаеву – по башке, заштопать и еще раз по тому же месту. Он этими мурзилками вообще занимается? Что-то не чувствуется на них печати здоровой ненависти, только нездоровая наглость. И страх! Где страх перед начальством, я тебя спрашиваю?
- Страх ведет к ошибкам, - тихо сказала я. – Признавать чей-то авторитет вовсе не значит бояться этого человека.
- Как говорил Наполеон, есть два рычага, которые двигают людей: страх и личный интерес, - не согласилась Крамолова. – А ты будто не с Воропаевым живешь, и не плясала под его дудку столько времени. Если тебя вдруг осенит пойти на повышение... это, конечно, маловероятно, но чем черти не хохмят... Так вот, если тебя вдруг осенит, запомни, детка: не с нашей идеологией играть в демократию. Как только начальник начнет по-человечески относиться к подчиненным, ему кранты – тут же подсидят и уволят. Любой начальник – это хам, грубиян и аутсайдер. По-другому у нас не было и не будет... Пойдем-ка чайку попьем, - без перехода предложила она. – У меня совершенно случайно завалялась свежая «Прага». Не боись, содержание в ней отравляющих веществ не превышает нормы. Я на Софье проверила.
Объективных причин убивать меня у главврача вроде бы не имелось, поэтому уже через пять минут она резала на «кубики» огромный шоколадный торт, а я, чтобы зря не беспокоить Сонечку, купала в кипятке чайные пакетики.
- Не помню, когда в последний раз вот так чаи гоняла, - призналась Крамолова. – Как сяду, так кому-нибудь обязательно приспичит пообщаться. По мнению народа, две минуты личной жизни для меня – это норма. Ни пожрать по-человечески, ни, миль пардон, с природой уединиться. Зато домой прихожу, и полхолодильника – как корова языком. Ни была бы ведьмой, давно бы стала старой толстой язвенницей. Злые вы, уйду я от вас. Правильно всё-таки Воропаев планку грохнул, хоть вместе с ней и грохнулась дисциплина в вашем терапевтическом гадюшнике. Отсутствие самодурства в лечебных дозах не идет ему на пользу, а у Полянской самодурь не в том направлении развивается.
Мысленно я согласилась, однако вслух возразила:
- Наталья Николаевна справляется.
- Угу, справляется, да только не туда, - буркнула главврач. – Где мой «серый граф»? Давай его сюда... – она отхлебнула из поданной чашки и скривилась. – Тьфу ты, Соболева, кто ж так заваривает?! Отрава домашняя, концентрация ноль пять. Отдай мой бедный чай, бестолочь! И не смей к нему прикасаться. Вар-р-рварша!
Марья Васильевна колдовала над чаем, чуть ли не колыбельные ему мурлыкая, пока не осталась довольна. Я ковыряла ложечкой торт. Очень нежный, сегодняшний, из натуральных ингредиентов торт, но мне почему-то кусок в горло не лез.
- Как там наш рыболов? – нарушила молчание главная ведьма. – Всю рыбу выловил или оставил парочку для Красной книги?
- Не докладывал. Говорит, не его это – рыбам рты рвать, чтобы потом отпускать. У них же в основном мелочь идет, чисто символически, а лечить при всех...
- Слишком палевно, - закончила Крамолова. – Узнаю Воропаева. И зачем только поехал?
- Мы с Печориным уговорили. Пускай отдохнет человек, развеется, свежим воздухом подышит. Отвлечется.
В моем кармане ожил и завозился телефон. Посмотрела на дисплей. Романычев. Сказала же, что натурой не буду!
- Да, Виктор Владимирович, - ответила вежливо.
- Я его закончил! Немедленно приезжайте! Вы должны это увидеть!
Зевнула в кулак. Ага, лечу. Ужо бежу, как говорит Артемий.
- Виктор Владимирович, я работаю. Никак не могу.
- А после работы? – с надеждой спросил художник. – Я сам за вами заеду, только скажите, куда и когда.
- Может, вы его сфотографируете и пришлете мне на электронную почту? – предложила идеальное, на мой взгляд, решение дилеммы.
Виктор задохнулся. Я представила, как бледнеет его обычно румяное круглое лицо в обрамлении светлых кудрей. Херувим в натуре, принц Чарминг на русской земле.